Когда-то я был на редкость отзывчивым молодым человеком. Было это на военных сборах. Ни одной просьбе офицерского и не очень состава я просто не в состоянии был отказать. Таким вот отзывчивым был. Со мной вместе радушием и услужливостью отличились еще человек сорок.
В ту пору я уже мог рассчитаться с родиной и деньгами, передав некоторую сумму через руководящий состав военной кафедры, но все же, принял решение отработать натурой и съездить на сборы в Курск. Романтика - говорил я себе, самолеты научат сбивать голыми руками, из автомата стрелять из-под ноги и обламывать любой кирпич головой товарища. Думал я... Все мои чаяния и мечты разбились вдребезги о железобетонную мину капитана Грицко в первый же день сборов.
- Сработаемся! - рявкнул он, и немедленно выделил местному совхозу пару «добровольцев» для прополки огородов.
По прибытии в часть, кучку студентов - то бишь нас - сразу разделили на две половины. Одни отправились в казармы, другие - в поля, в палатки. Я был среди тех счастливчиков, кого послали в казармы. Радость по случаю нашего прибытия у всех офицеров была искренней и безграничной. После каждого утреннего построения они жались к Грицко и выклянчивали себе курсантов (нас, то бишь) для нужд насущных. Грицко давно стал халифом на час.
Так, например, в первую же неделю службы я умудрился поменять во всем штабе проводку и 28 раз, по количеству не привинченных мною розеток, вывел капитана Грицко из себя. За вторую неделю я выучился ругаться матом, выкрасил по всей территории части бордюр в серый цвет и аккуратно заляпал краской черную полковничью "Волгу". Тюнинг полковнику явно не понравился, за что Грицко получил по шее, а я, естественно, два наряда вне очереди. На третьей неделе к нарядам вне очереди я уже привык, а вот у капитана Грицко ну никак не получалось привыкнуть получать из-за меня по шее.
В общем, сложились у нас с ним непростые, но очень теплые отношения. К концу четвертой недели, когда я, наконец, смирился с казарменным бытом, окончательно принюхался к запаху солдатских портянок не первой свежести и перестал обращать внимание на замысловатые матюки штабистов по поводу новой электропроводки, весь взвод неожиданно поменяли местами с теми, кто жил все это время в полевых палатках.
Грицко, в должности прикрепленного к нам надзирателя, вместе с нами передислоцировался в палатки. Я очень надеялся, что там, на новом месте, где никаких строений и упорядоченного военного имущества нет, а лишь степь да деревенские девки, у комбата фантазия, наконец, сдуется. Ан нет, не успел я расположиться на раскладушке, Грицко интеллигентно, но в доступной и непечатной форме попросил меня и Пашу Исаева (в простонаречии Пису) сбить щит из досок габаритами метр на два. Казалось, все бы просто: вот тебе молоток, доски и гвозди, мой четвертый класс, урок труда…, да вот один момент: ни первого, ни второго, ни третьего у нас не было.
Молоток мы искали полдня. В итоге сперли какую-то плоскую и тяжелую хреновину с одного ПЗРК, решили, что забивать будем ей. Пашка умудрился выменять гвозди у солдат срочников на наличные, а вот с досками проблема решаться не хотела ну никак. Не пилить же деревья, в конце концов? (хотя, ближе к ужину все шло именно к этому). Смеркалось. Сумерки в Курске очень быстро переходят в ночь, да в такую, что хоть голым в сомбреро бегай по части, все равно не заметят. Во время вечерней поверки нас с Писой почему - то не хватились, да мы забыли про поверку, досок-то так и не нашли, а в наряд очень не хотелось.
Облазили мы все поле вдоль и поперек, даже за колючей проволокой шарились, нигде досок не было. Вернулись обратно. Наряд – ну и Бог с ним...
Возвращаемся на ощупь к нашей палатке, прокрадываясь рядом с командирским шатром Грицко, а Писа шепотом говорит:
- Кажись это, - доски. - И тычет пальцем куда – то вбок.
- Где?
- Вон.
Метрах в пятнадцати виднелось что-то наподобие досок.
Подошли, точно - доски, деревянные, ровненькие.
- Что за запах? - Спрашиваю и ловлю носом воздух.
- Да яма компостная - отвечает Пашка, вытаскивая доски из-под защитной сетки. - накрыли, чтоб не смердело.
Ясно, воровать доски из компостной ямы дело крайне неблагодарное, да и пропажи, точно, хватятся, но в наряд, как я уже говорил, ну очень не хотелось. Решили сегодня затемно все подготовить, а завтра утром, пока зарядка, быстренько и сколотить щиты Грицко. Сказано - сделано. Сволокли все необходимое в кусты и отправились спать с чувством выполненного долга.
Часа в четыре ночи мы проснулись от истошного крика и длинного обрывающегося монолога из слов, значения которых не знал ни один самый продвинутый полиглот. Слышали монолог абсолютно все. Вы не слышали? Нет?
Взвод, словно по команде "тревога", стал нехотя просыпаться, и, находясь еще по ту сторону армейского бытия, сладко зевая, потягиваться в своих раскладушках.
- Чего это? - спросил кто-то из темноты.
На утренней поверке к нам вышел незнакомый старлей с прапорщиком. Построив нас в две шеренги, он зачитал список фамилий, поинтересовался кто сегодня в наряде, кто в санчасти, и собрался было уже уйти.
- Товарищ старший лейтенант, - проронил Пашка, - а что с товарищем капитаном Грицко? – думая о щите, который мы должны были сколотить.
Старлей с видимым усилием подавил улыбку и закурил.
- Никита Иваныч попал сегодня в ситуацию, - загадочно обронил он и ушел, оставив нас один на один с прапорщиком. Прапорщик был словоохотлив до неприличия. Ситуация о которой говорил старлей, оказалась компостной ямой. А яма оказалась никакой не компостной, а полевым походным туалетом!
Мы-то с Пашкой почем знали, как тут в полевых условиях все оборудовано и что доски, которые мы стащили, служили туалету полом. Ночью Грицко вышел по нужде и впотьмах грохнулся...
Когда капитан Грицко пришел в себя и вернулся к нам, мы с Пашкой, как и предполагали, получили два наряд вне очереди за то, что так и не сделали щиты.
Не стали мы объяснять, что доски, гвозди и «молоток» мол, все-таки нашли, иначе бы просто расстреляли.
Такая вот ситуация. Кстати, С ДНЕМ ЗАЩИТНИКОВ ОТЕЧЕСТВА!!!:)